Руиз понял, что она чувствовала: это было чувство вины.
– Что ты, Низа, все в порядке. Ты не сделала ничего плохого. Очень трудно лгать при послойной ментоскопии – это требует многолетней практики, специальной подготовки.
– О! Ты умеешь это делать?
– Мне приходилось… В прошлом. Что было потом?
Она пожала плечами.
– Очень немногое. Реминт погрузил нас в свою лодку и увез нас в другое место. Мы ждали там, пока ты за нами не приехал.
– С вами плохо обращались?
– Я в камере была одна. В камере ничего не было, кроме постели и туалета, – ее красивые губы задрожали. – Я была совершенно одна.
– Прости, – сказал Руиз, – я прибыл, как только смог.
– Да? – голос ее снова был полон мерзкого подозрения.
– Да, конечно. А что ты хочешь этим сказать?
Сперва она не отвечала. Наконец она отвернулась и сказала почти равнодушно:
– Реминт сказал нам, что ты нас продал… а потом попытался купить себе свободу, сказав Кореане, где мы находимся.
– Не может быть! Нет!
– Он солгал?
– Да, – Руиз устало покачал головой. Ничего удивительного, что она казалась недоверчивой и холодной. – Я не имею ничего общего с тем, что вас похитили во второй раз. Это просто невезение.
– Вот как? – в голосе ее появилась внезапная легкость.
– Правда. Если бы я вас предал Кореане, то зачем мне было бы возвращаться туда за вами?
– Я не могла этого понять, – сказала она, – но я видела слишком много того, чего не могла понять с тех пор, как покинула Фараон.
Он улыбнулся. Помедлив, она улыбнулась тоже, и, хотя это была осторожная недоверчивая улыбка, он почувствовал себя лучше, чем за долгие прошедшие дни. Особенно сильное колыхание баржи бросило ее на его плечо. Она не сразу отпрянула, и на момент он насладился теплом ее тела, там, где они соприкасались.
– Значит, так, – сказала она, – а что случилось после того, как ты оставил нас?
– Это долгая история.
Она огляделась по темному стойлу.
– По-моему, у меня найдется несколько минут, чтобы ее выслушать.
– Ну что ж, тогда… – он рассказал ей, как попросил помощи у Публия, создателя чудовищ, который предавал Руиза при каждой попавшейся возможности, как он планировал заговор, который должен был кончиться тем, что Публий стал бы правителем Моревейника, как Реминт смертельно ранил Публия… Публия, который умер на третий день их путешествия…
Ценой помощи Публия было нападение на крепость Алонсо Юбере, который управлял анклавом генчианских уловителей умов.
Руиз рассказал ей о том, как он вернулся в казармы, где он их оставил, и обнаружил, что они исчезли.
Глаза ее стали немного ласковее и мягче.
– Я узнал, что Реминт вас забрал. Он установил для меня ловушку в фабулярии, – сказал он. – И он меня, надо сказать, поймал. Без усилия. Если бы не слепое везение, я до сих пор бы развлекал Кореану.
– Но ты убежал.
– Да, я проследил Реминта до лабораторий Публия и бросился на него из засады, когда он был ранен а не ожидал нападения. Он и так меня чуть не убил… Этот человек больше не был человеком. В любое другое время он бы легко меня одолел.
Руиз поежился. Когда он вспоминал убийцу, его теперешняя ситуация казалась не такой угрожающей.
– А потом?
– Я заставил Публия соблюсти наш уговор, в котором значилось, что он должен был помочь мне убежать из Моревейника. В городе что-то происходило, что-то, что заставляло пиратских владык Моревейника потерять голову… и эта баржа оказалась для нас единственным выходом.
Он замолчал, вспоминая события многих последних недель. Он не мог отделаться от представления, что его жизнь каким-то образом вышла из-под его контроля и теперь бежала все быстрее и быстрее по невидимым рельсам в бездну.
– Многое произошло, правда? – сказала наконец Низа, и он понял по тону ее голоса, что она не до конца убеждена. Но она все-таки разговаривала с ним, и это казалось ему большим достижением в сравнении с тем, что было.
Он мог бы попытаться продолжать беседу, но как раз тогда вернулись Мольнех и Дольмаэро, насквозь промокшие. Обычно красное и румяное лицо Дольмаэро было теперь серым, а губы его слегка посинели. Он тяжело опирался на Мольнеха и потом свалился на свою подстилку, дыша тяжело и с трудом.
Руиз встал возле него на колени и развязал шнурки его одежды. Дольмаэро посмотрел на него, глаза его были тусклыми от страдания.
– Мне думается, я скоро умру, Руиз Ав. Хотя в настоящий момент мне кажется более устрашающей мысль, что я буду жить дальше.
Старшина Гильдии очень тревожил Руиза, но он заставил себя улыбнуться.
– Это обычная реакция на морскую болезнь, но она редко бывает смертельной.
– Ох, нет, – сказал Дольмаэро слабо и закрыл глаза.
Руиз покрыл Дольмаэро всеми одеялами и простынями, которые ему за последние дни удалось собрать от Жертвенников, которые преждевременно выполнили ритуал самоубийства.
– Отдохни пока, – сказал он. – Чуть погодя тебе станет лучше.
Потом все стихло. «Лоракка» перекатывалась и ворочалась в корытах между волнами, а ветер поднялся до такого визга, что даже заглушил вопли Жертвенников.
Кореана Хейкларо, которая недавно проживала в гостинице «Черной Слезы» пряталась в вонючей стальной комнатенке глубоко под водами Моревейника. Она мрачно глядела в разбитый осколок зеркала, откинув назад взмокшие пряди спутанных волос. Она едва узнавала лицо, которое ей так дорого стоило. Ее красота пострадала за те дни, что ей приходилось прятаться от пиратских властителей, которые в своей саморазрушительной истерии превратили Моревейник в поле боя.